Среди ясного дня зашел перекусить в совершенно обычное местечко в Старой Риге. И оказался в подвале среди одинаково одетых мужчин и женщин лет 25-35, которые терпеливо ждали своей очереди. На раздаче работали шустро, и каждый, кто получал свою порцию, занимал место за освободившимся столиком. Все 15 минут, пока я жевал свой карбонад, конвейер работал без остановки: очередь-стойка-порция-столик-выход.
Преимущественно поодиночке, некоторые группами. Ни лишних эмоций, ни повышенных тонов или окрашенного эмоциями жеста. Только приглушенные разговоры, бряцание столовых приборов о тарелки и монотонное движение челюстями. Никаких пауз.
И уже на улице, когда я закурил сигарету, до меня дошло, что, когда придет зомби-апокалипсис, на нас набросятся не хрипящие и покрытые кровью чудовища. Нет, это будут красиво одетые роботы из офисов Старого города, которые, выкрикивая аббревиатуры, станут затягивать нас в свои конторы. Там конвертируют наши души в файлы и разложат их по базам данных для дальнейшей отправки на дьявольские облачные сервера.
И уничтожить их можно будет только одним способом — вбив им в сердце ручку Паркер.
Я вас предупредил…
Самое удивительное, что большая часть этих людей сделала свой выбор совершенно осознанно. Конечно, до средней школы особого маневра у них не было — решения принимали те, кто за них платил — родители. На самом деле, они — жертвы, хоть и не осознают этого. Жертвы несбывшихся надежд своих родителей, комплексов или системы неадекватных ценностей.
Все мы хотим лучшей жизни для наших детей. И уже с самого их детства начинаем на них влиять.
"Учись, сынок! Главное — учись. А не то просидишь всю жизнь за баранкой, как я". Эти слова часто повторял отец — шофер такси.
Повторял, несмотря на то, что, имея высшее образование, он почти сорок лет водил такси. Он очень, очень любил свою работу. И за это я его очень уважал. Отец совершенно не походил на классическое представление о таксисте. Он никогда не возил клиентов по самому длинному маршруту, даже иностранцев. Он никогда не присваивал забытые в такси вещи. Не приставал к клиентам с разговорами о политике.
Когда отец умер, на похороны скинулись его коллеги. Без просьб. Мне просто привезли конверт. А за могилой ухаживают его постоянные клиенты. Каждый раз, приезжая на кладбище, я вижу, что могилка убрана, и все что мне остается — положить цветы. Вы можете это себе представить?! Клиенты! Вы понимаете, что такое уважение нужно заслужить?
И все равно, он хотел, чтобы я учился. Я почти выучился. У меня незаконченное юридическое. Незаконченное, потому что алкоголь не дал мне его закончить. На самом деле я даже этому рад, потому что в противном случае я превратился бы в такого вот участника зомби-обеда. Одетый в костюм и галстук, я бы так же жевал и изъяснялся иностранными словами.
Возвращаясь в офис, я бы лавировал между лужами, чтобы не запачкать ботинки и не намочить обшлаги брюк. Ездил бы на принадлежащей банку машине и жил бы в принадлежащем банку доме на въезде в Ригу. Всего этого, слава богу, мне удалось избежать.
Я нашел свою страсть — фотографию. Потихоньку набрался опыта, и страсть превратилась в хлеб с маслом — в работу, которую я люблю. В работу, на которой мне не нужно просиживать часами в офисе, втиснув себя в костюм. В образ жизни, при котором, в угоду придуманному благосостоянию, мне не нужно гнаться за новым авто или более престижным жильем.
Я ношу одежду в стиле милитари и армейские ботинки, потому что так мне удобно. Я залезаю в лужи, не боясь намочить обувь. Я езжу на старенькой, но надежной машинке, и меня не волнует, что об этом подумают окружающие.
Я пробираюсь в подвалы и бункеры, чтобы задокументировать фрагменты истории. Я карабкаюсь на заброшенные башни электролиний и заводские трубы, чтобы запечатлеть Ригу с высоты. С незнакомыми людьми отправляюсь в Сибирь, чтобы встретить и увековечить своих соотечественников. Дважды я был в Чернобыле и поеду туда еще.
Благодаря моей учительнице латышского, оказалось, что еще я могу писать и все чаще чувствую в этом необходимость. Чтобы рассказать вам, как Рига выглядит с высоты, что хранят в себе полуторавековые подвалы и почему в Чернобыле все-таки не живут мутанты.
И я очень надеюсь, что своим трудом я унаследую хотя бы небольшую часть вот того отцовского уважения.
